Главная | Регистрация | Вход
...
Меню сайта
Форма входа
Категории раздела
СРОЧНО ! ВАЖНО ! [0]
ДОСТОЙНО ВНИМАНИЯ [0]
ЭТО ИНТЕРЕСНО МНЕ, МОЖЕТ И ВАМ? [0]
Поиск
Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Наш опрос
Если бы Вы решали судьбу Николая 2
Всего ответов: 74
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • Статистика

    Онлайн всего: 1
    Гостей: 1
    Пользователей: 0
    статистика посещений сайта
    SATOR.ucoz.ru
    Василий Теркин
    Дороги Василия Теркина

    Турков А.
    ж.В мире книг, 1984,
     №8 (стр:53-56)


    "Я в такой теперь надежде,
    Он меня переживет"
    А. Твардовский


    В одной из глав этой знаменитой «Книги про бойца» (так гласит ее подзаголовок) слушатели ее неунывающего героя восхищенно дивятся: «Ах ты, Теркин. Ну и малый. И в кого ты удался».

    История рождения и этой книги, и ее героя впрямь замечательна.

    Даже среди произведений, строго отобранных впоследствии поэтом для однотомников, двухтомников и собраний сочинений, обращает на себя внимание «косяк» стихов военных лет — «Григорий Пулькин», «Шофер Артюх», «Сержант Василий Мысенков», «Иван Громак» (а были еще стихи про артиллериста Григория Лаптева, летчика Михаила Трусова и другие). И в числе прозаических очерков и рассказов Твардовского той поры — «Надя Кутаева», «Комбат Красников», «Тетя Зоя», «Дедюнов», «Настасья Яковлевна», «Костя».

    Поэтому в какой-то мере можно понять тех тогдашних читателей, которые увидели и в герое новой книги поэта, Василии Теркине, вполне реальную личность.

    Немногие знали тогда об истинном происхождении этого «парня ...обыкновенного», как он был представлен в первой главе.

    Еще в пору зимней кампании на Севере в 1939— 1940 годах группа писателей, работавших в газете Ленинградского военного округа «На страже Родины», придумала некий условный, лубочный персонаж, который фигурировал из номера в номер в серии занятных картинок со стихотворными подписями. Это был Вася Теркин.

    И хотя вступление к циклу фельетонов в стихах о нем было написано именно Твардовским, в дальнейшем основным автором «Васи» сделался другой сотрудник редакции, а Александр Трифонович к этому герою, что называется, охладел.

    «Недостаточность «старого» Теркина, как это я сейчас понимаю, — писал он впоследствии, — была в том, что он вышел из традиции давних времен, когда поэтическое слово, обращенное к массам, было нарочито упрощенным применительно к иному культурному и политическому уровню читателя...»

    Вася Теркин, веселый и удачливый боец, «богатырь, сажень в плечах», который «врагов на штык берет, как снопы на вилы», являлся в минуты отдыха, передышки как веселое подспорье к тяжелой солдатской науке, занимательное приложение к суровым параграфам воинских уставов.

    Твардовский же все больше вживался в реальную обстановку той «войны незнаменитой», как скажет он позже, все явственнее ощущал великую тяжесть солдатского труда, горечь неизбежных потерь. И масштаб этих размышлений уже никак не соответствовал рамкам «Васи Теркина».

    Казалось бы, поэту было суждено навсегда рас­статься со своим «крестником» И вдруг его озарила догадка о подлинном герое задуманной им поэмы: «Вчера вечером или сегодня утром, — записывал Твардовский 20 апреля 1940 года, — герой нашелся, и сейчас я вижу, что только он мне и нужен, именно он. Вася Теркин! Он подобен фольклорному образу. Он — дело проверенное. Необходимо только поднять его, поднять незаметно, по существу, а по форме почти то же, что он был на страницах «На страже Родины». Нет, и по форме, вероятно, будет не то».

    Это возвращение к прежнему герою для воплощения нового содержания кажется парадоксальным. Но только — кажется. Как война была увидена поэтом по-новому, несравненно глубже, так, в естественной связи с этим, по-новому осветилась и фигура ее главного героя — рядового бойца, в котором обнаруживаются примечательные черты «живого, дорогого и трудного» человека, современника.

    «Это будет веселая армейская штука, но вместе с тем в ней будет и лиризм. Вот когда Вася ползет, раненый, на пункт и дела его плохи, а он не поддается — это всё должно быть поистине трогательно», — размышляет Твардовский, и в этих набросках уже брезжит предчувствие будущей замечательной главы «Василия Теркина» — «Смерть и воин».

    Однако работа над «новым» Теркиным подвигалась медленно, а начало войны с фашистской Германией и вовсе прервало ее. Твардовский стал военным корреспондентом, много писал для армейской и фронтовой печати и, казалось бы, не вспоминал о своем замысле.

    Но в начале 1942 года он «приехал в Москву и, заглянув в свои тетрадки, вдруг решил оживить «Василия Теркина». Сразу было написано вступление о воде, еде, шутке и правде. Быстро дописались главы «На привале», «Переправа», «Теркин ранен», «О награде», лежавшие в черновых набросках... Совсем новой главой, написанной на основе впечатлений лета 1941 года на Юго-Западном фронте, была глава «Перед боем».

    Конечно, всё это произошло не так уж «вдруг». «Жар такой работы», говоря позднейшими словами самого поэта, очень понятен. Этот творческий порыв отвечал умонастроениям всей огромной читательской массы, которые, как вспоминал Твардовский после войны, «определялись не просто трудностями собственно солдатской жизни, а всей огромностью грозных и печальных событий войны...»

    Лубочный «богатырь» уступил место иному герою: «...красотою наделен не был он отменной. Не высок, не то чтоб мал». Но, утратив богатырское телосложение Васи, Василий Теркин обрел поистине богатырскую душу. И эта эволюция героя отразила исторический опыт, вынесенный народом из «смертного боя» с фашизмом, его духовное возмужание, гордость своей силой и стойкостью.

    Незатейливая форма солдатских притчей послужила отправной точкой для создания своеобразнейшей лирико-эпической поэмы, несущей яркий отпечаток авторской личности, которая столь ясно и открыто проявилась именно в «Книге про бойца».

    Поэт мечтал, чтоб от его «выдумки» «на войне живущим людям было, может быть, теплей». И подобно тому, как его герой (в главе «Гармонь») «как будто... трехрядку обернул другим концом», Твардовский сумел . поразительно изменить звучание и масштаб несложной поначалу фигуры Васи Теркина.

    Уже во вступительной главе веселое славословие драгоценным на войне «прибаутке, шутке самой немудрой» внезапно сменяется напряженным и серьезным мотивом, столь злободневным в те дни, в самый тяжкий час войны (первые главы книги были напечатаны в августе-сентябре 1942 года, когда враг рвался к Волге!):

    А всего иного пуще
    Не прожить наверняка —
    Без чего? Без правды сущей,
    Правды, прямо в душу бьющей,
    Да была б она погуще,
    Как бы ни была горька.

    И чем дальше поэт и герой шли дорогами войны, тем более проникались и народным гневом, и народным горем, и великой любовью к родной земле. Василий Теркин становился читателям дорог не только своей беззаветной смелостью, бодростью, смекалкой, юмором, но и проникновенной отзывчивостью на все, чем жила тогда солдатская душа.

    Сами плоть от плоти народной, Теркин и его создатель остро ощущали всю огромность человеческих усилий и жертв, принесенных ради победы. И хотя война диктовала свои жесткие законы, заставляя подавлять в себе даже самое лютое горе («И забыто — не забыто, да не время вспоминать...»), но Твардовский и в ту пору сумел найти слова, прозвучавшие пророчески:

    День придет — еще повстанут
    Люди в памяти живой.
    И в одной бессмертной книге
    Будут все навек равны —
    Кто за город пал великий,
    Что один у всей страны;
    Кто за гордую твердыню,
    Что у Волги у реки,
    Кто за тот, забытый ныне,
    Населенный пункт Борки.

    Как это ни странно, но в нашей критике до сих пор встречается стремление, говоря о «Василии Теркине», акцентировать внимание читателей на наиболее «мажорных» ее сторонах. Однако сам автор, говоря об одной поэме военных лет, высказал свое заветное убеждение, явственно сказывающееся в его собственной великой книге: «Духовная сила народа способна поэтически сказаться не только и, может быть даже, не столько в песне торжества и победы, но и в песне горя и скорбного гнева, в котором — бессмертие и непобедимость народа».

    Недаром поэтические вершины «Василия Теркина» — это такие главы, как «Переправа», «Бой в болоте», «Смерть и воин», «Про солдата-сироту», полные одновременно и величайшего трагизма, и преклонения    перед    силой    человеческого    духа.

    Мехам «трехрядки» Твардовского оказались под силу   мощные,   органного   звучания,   хоралы:

    Переправа, переправа! Берег левый, берег правый, Снег шершавый, кромка льда... Кому память, кому слава, Кому темная вода, — Ни приметы, ни следа.

    Доступно ей и виртуозное, то ли скрипичное, то ли виолончельное звучание, исполненное проникновенного лиризма:

    Я покинул дом когда-то,
    Позвала дорога вдаль.
    Не мала была утрата,
    Но светла была печаль.

    Такими певучими, «перезванивающимися» друг с другом (позвала — не мала — была — светла) строчками начинается одна из музыкальнейших глав книги, посвященная родным, незабываемым местам.

    «Книга про бойца» подлинно народна и по содержанию, и по форме. Когда мы говорим о народности формы, то частенько так много рассуждаем о «простоте», что читатель начинает думать, будто тут и речи быть не может о высокой поэтической технике. На самом же деле эта простота достигается при помощи умело употребляемых художественных средств. И по отношению к стилю Твардовского вполне справедливы давние слова Анатоля Франса: «Простой стиль — как тот луч, который падает через окно, пока я это пишу, и ясный свет которого объясняется полнейшим слиянием составляющих его семи цветов... Он сложен, но не выдает своей сложности».

    С первых же появившихся глав «Василия Теркина» солдатская, да и не только солдатская ауди­тория встретила «Книгу про бойца» восторженно. Уже через месяц после начала ее публикации Твардовский стал получать известия, что его герой сразу же сделался общим любимцем. «Спасибо вам, родной,  за  вашу  повесть...  Когда  после  войны  я приеду домой... то куплю всю вашу поэму, и она будет одной из самых почетных книг у меня», — сколько подобных строк было в незабываемых «треугольничках» — письмах с фронта!

    По этому непосредственному контакту, который возник между автором появлявшейся по частям книги и ее читателями, творческая история «Василия Теркина» совершенно особая. Как бы ни были наивны многие отзывы или пожелания обязательно отразить в книге то или иное событие, обстоятельство фронтовой жизни, деталь окопного «быта», как ни трогательно простодушны исходившие от читателей стихотворные продолжения «Василия Теркина» (особенно участившиеся в мирное время, когда Твардовский в победные майские дни 1945 года завершил свое произведение), — всё это создавало у поэта живое ощущение огромной, заинтересованной, благодарной аудитории. Эта связь напоминала взаимодействие актера с покоренным его игрой зрительным залом, настроение которого в свою очередь передается артисту и окрыляет его.

    «Каково бы ни было ее собственно литературное значение, — писал о своей книге Твардовский, — для меня она была истинным счастьем. Она мне дала ощущение законности места художника в великой борьбе народа, ощущение очевидной полезности моего труда, чувство полной свободы обращения со стихом и словом в естественно сложившейся непринужденной форме изложения».

    Среди многочисленных литературных откликов на «Василия Теркина», быть может, особенно примечателен принадлежавший знаменитому русскому писателю И. А. Бунину. «Это поистине редкая книга, — восклицал он в письме к своему другу Н. Д. Телешову от 10 сентября 1947 года. — Какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всем и какой необыкновенный народный солдатский язык — ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно пошлого слова!» А столь отличный от автора «Книги про бойца» по всему своему складу Борис Пастернак восторженно отзывался о ней как о «чуде полного растворения поэта в стихии народного языка».

    Присуждение Александру Трифоновичу Твардовскому в январе 1946 года Государственной премии первой степени за «Василия Теркина» стало закономерным выражением всенародного признания этой книги и ее героя, который «удался» душой и характером во многих-многих «наших стриженых ребят», как любовно сказано о славных тружениках войны на страницах этого великого произведения.

    Известному советскому критику А. М. Туркову исполняется шестьдесят лет. Редакция журнала «В мире книг» сердечно поздравляет своего давнего автора Андрея Михайловича Туркова с юбилеем и желает ему здоровья, счастья, новых творческих успехов.