Главная | Регистрация | Вход
...
Меню сайта
Форма входа
Категории раздела
СРОЧНО ! ВАЖНО ! [0]
ДОСТОЙНО ВНИМАНИЯ [0]
ЭТО ИНТЕРЕСНО МНЕ, МОЖЕТ И ВАМ? [0]
Поиск
Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Наш опрос
Если бы Вы решали судьбу Николая 2
Всего ответов: 74
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • Статистика

    Онлайн всего: 1
    Гостей: 1
    Пользователей: 0
    статистика посещений сайта
    SATOR.ucoz.ru

    письма 19 века



    1812
    МУРАВЬЕВ-АПОСТОЛ
    Письма из Москвы
    в Нижний Новгород

    НАЗАД
    СОДЕРЖАНИЕ
    ВПЕРЕД
    /PISMA/PICT/muravev-apostol_im_220.jpg

    ПИСЬМО ПЕРВОЕ

    Расставаясь со мною на берегах Волги,1 где мы вместе ощутили столько разнообразных чувствований, сначала уничижения, трепета, потом надежды и наконец полного торжества, ты поручил мне, друг мой, описать тебе состояние, в котором я найду Москву, и сообщить заключения о будущем ее в рассуждении населения, отстройки и вообще состава общества. Трудную ты возложил на меня комиссию, к которой я не знаю как приступить и не ведаю с чего начать.

    Приезжай сюда сам, и увидишь, что русскому с русским сердцем и душою в обращенной в пепел Москве не так легко говорить о ней, как то нам казалось издали. Здесь -- посреди пустырей, заросших крапивою, где рассеянные развалины печей и труб свидетельствуют, что за год до сего стояли тут мирные кровы наших родственников и сограждан, -- здесь, говорю я, ненависть к извергам-французам {Нынешнее слово француз -- синонима чудовищу, извергу, варвару и проч. такого рода: следственно, избегая плеоназма, я впредь буду употреблять которое-нибудь из них; во всяком случае оно будет значить: нынешний француз. -- Соч. (Далее, если нет специальной пометки, все пристраничные сноски и шрифтовые выделения текста принадлежат автору, а переводы с указанием языка -- в скобках -- составителю. Ему же принадлежат примечания к "Письмам" на с. 231--265. -- Ред.).} объемлет сердце, и одно чувство мщения берет верх над всеми прочими.

    Когда душа наполнена столь живыми ощущениями, тогда язык не в силах выразить ее движений. Итак, друг мой, довольствуйся на первый случай не тем, чего ты требовал от меня, -- довольствуйся не описанием Москвы, a описанием безо всякого систематического порядка впечатлений,2 которые зрелище ее на меня произвело. Москва, по мнению моему, в виде опустошения, в котором она теперь является, должна быть еще драгоценнее русскому сердцу, нежели как она была во время самого цветущего ее положения. В ней мы должны видеть величественную жертву спасения нашего и, если смею сказать, жертву очистительную. Закланная на олтаре Отечества, она истлела вся; остались одни кости, и кости сии громко гласят: "Народ Российский, народ доблестный, не унывай! Доколе пребудешь верен церкви, царю и самому себе, дотоле не превозможет тебя никакая сила. Познай сам себя и свергни с могучей выи своей ярем, поработивший тебя -- исполина! -- подражания пигмеям, коих все душевные силы истощились веками разврата. Познай себя! а я, подобно фениксу, воспарю из пепла своего и, веселясь о тебе, облекусь во блеск и красоту, сродные матери градов Российских, и снова вознесу главу мою до облаков!" -- Так я слышу глас сей...

    А ты смеешься надо мною, что с самых первых строк я ударился в декламацию; но, друг мой, вспомни о том, что мы говаривали в Нижнем. Не соглашались ли мы в том, что нельзя теперь о России ни писать, ни даже говорить слогом обыкновенным? И как тому быть иначе? В событиях нашего Отечества все чудесно: как будто читаешь Ариоста.3 Европа вся опрокинулась на нас. Полмиллиона (со времен Дария,4 число людей невиданное под одними знаменами) вторгается в наши пределы под предводительством разбойника, пространство земли на тысячу верст потекло кровию, огонь и меч опустошают города и села, Москва -- столица! -- пылает, и злодей, осклабясь на зарево ее, мечтает: нет более России! Нет, злодей! Есть Россия, и будет, а твоих пятьсот тысяч рабов не стало: их кости рассеяны по земле, ими опустошенной, и ты, покрытый срамом и проклятиями, бежишь, во свидетельство пред вселенною, что слава твоя -- лишь смрадный дым, а Россия, как скала гранитная, непоколебима, доколе пребудет верна Богу и себе!

    Истинно все чудесно у нас! Какой народ! Какие в нем силы телесные и душевные! Пространство земли нашей -- семнадцать миллионов квадратных верст; народонаселение -- сорок четыре миллиона, из которых сорок миллионов одним языком говорят, одним крестом крестятся!.. И думают, что есть здравый смысл у человека, вздумавшего мерить такую империю, какова наша, тем самым масштабом, который он прикладывал к Пиемонту, Виртембергу, Саксонии и проч.?

    Не могу не вспомнить при сем случае презабавного признания, которое мне сделал некто Господин П...., бывший американским посланником в М.... Он звал меня к себе обедать. На вопрос мой, кто еще будет у него обедать, он отвечал: "Весь дипломатический корпус: российской и английской посланники". -- "Как? -- прервал я речь его, -- разве вы в дипломатическом сословии признаете только посланников русского и английского?" -- "Почти так, -- продолжал, улыбаясь, П...., -- я, американец, привык взглядом на карту судить о державах; например: на древнем материке я вижу, что почти весь север его под Россиею, и говорю: вот исполин-держава! Она то, что мы в Северной Америке. Я вижу Китай -- и это держава. Англия, хотя не велика пространством, но зато владычествует на морях и повелевает в обеих Индиях, в Африке и пятой части света -- вот прямо держава! Испанию {Это было говорено в 1805 году.} я примечаю не в Европе, а в Мексике и Перу.5 Португалии я бы и не доискался на карте, если б она не лежала последняя на западном краю Европы и не смотрела на Бразилию.6 Прочее же все у вас (говоря о европейцах) обветшало, износилось; нравственный и политический маразм {Так называется во врачебной науке сухотка, т. е. крайняя сухость и увядание всего тела.} истощил все душевные силы и довел до такого единообразного ничтожества, что, так как у всех покрой платья один, так точно и физиогномия характера одна же: эгоизм и рабство. При таких обстоятельствах Бонька (Boney, -- так называл он Бонапарта) вздумал основать великую империю свою и глотает своих робких и малодушных соседей, но и ему, наконец, подавиться. Сила Франции -- судороги, а гений властелина ее -- не благоразумие, а дерзость, и так
    http://az.lib.ru/  

     Vis consilii expers mole mit sua! {*}7
       {* Т. е. Сила без благоразумия сокрушается под собственною своею тяжестию.}
      
       Ты прав, Господин П...! И что здравый твой американский рассудок предузнал, то 1812 год оправдал в полной мере. На Бородинском поле погребена мнимая непобедимость французов; в Кремле Бонька сложил с буйной головушки своей оскверненный им венец, а пятьсот тысяч разбойников его обрели погибель от роковой для всех врагов наших Москвы, о которой можно с Клавдианом сказать:8
      
       Hanc urbem insano nullus qui Marte petivit
       Laetatus violasse redit nec numina sedem
       Destituent {*} -- --
       {* Никто из напавших на сей город безумною бранию не возвращается, радуясь, что осквернил оный. Боги не оставят обители своей.}
      
       Не правда ли, друг мой, что сии Клавдиановы слова не столько Риму приличны, как Москве? -- И в самом деле, кто из врагов, разорявших ее, мог веселиться ударами, ей нанесенными? -- Татара? Они под пятою России. -- Поляки? Участь их всем известна. -- Французы? Им-то, кроме сбывшегося, я предвещаю годину, противу всех врагов наших ужаснейшую. Позволь мне на минуту быть пророком. Вот! Я уже стою на треножнике; власа на главе вздымаются, изменяется цвет в лице; присутствие божества теснит дух в груди моей. Deus! Ecce Deus? {Бог! Это Бог! (лат.).} -- Послушай! Не пройдет целого века, и французская нация исчезнет. Политическое ее чудовищное бытие, несовместное с целостию общества человеческого, уже двадцать лет как обрекло ее уничтожению и довело все племена, все роды до такого противу нее раздражения, что погибель ее соделалась почти необходимою для общего спокойствия. Приговор: delenda Francia! {Истребить Францию.}9 во всех сердцах, если еще не у всех в устах; он исполнится, и тогда развратнейший изо всех народов представит собою ужасное позорище на театре мира. Останки его, скитающиеся по свету, будут вопить, подобно Фезею в Вергилиевом аде:
      
       Discite justitiam moniti et non tempere Divos! {*}10
       {* Научитесь (смертные) творить правду и почитать Богов.}
      
       -- и докажут примером своим, что без веры общество человеческое, как бы оно сильно ни было, долго существовать не может. -- Жиды, хотя и без Отечества, но имеют некоторое политическое существование: религия служит узлом, связующим бродящее их общество; французам же не предстоит и подобного сему жребия.
       Одно им остается -- быть особливым родом цыган: старые меняют лошадей, ворожат, пляшут; новые будут делать помаду, чепчики и учить -- танцовать, но не языку своему, которому честь пройдет чрез сто лет даже и у нас. -- Верь пророчеству моему, и прощай!



    ПРИМЕЧАНИЯ
      
       СО. 1813. Ч. 8. No 35. С. 89--97.
      
       1 Расставаясь со мною на берегах Волги, где мы вместе ощутили... -- Адресат "Писем" в данном случае условен: бывший житель Москвы, волею военных перипетий очутившийся на чужой стороне. К осени 1812 г. в Нижнем Новгороде оказалось большое количество москвичей, покинувших столицу перед приходом в нее неприятеля. Ср. в письме К. Н. Батюшкова к Н. И. Гнедичу от 13 октября 1813 г. из Нижнего Новгорода в Петербург: "Мы живем теперь в трех комнатах, мы -- то есть Катерина Федоровна (Муравьева. -- В. К.) с тремя детьми, Иван Матвеевич (Муравьев-Апостол. -- В. К.), П. М. Дружинин, англичанин Евенс, которого мы спасли от французов, две иностранки, я, грешный, да шесть собак <...> Здесь Карамзины, Пушкины, здесь Архаровы, Апраксины, одним словом -- вся Москва..." (Батюшков К. Н. Соч. М., 1989. Т. 2. С. 234). Батюшков уехал из Нижнего в феврале 1813 г.; Муравьев-Апостол -- несколько раньше. Возможно, что, представляя условного "адресата" своих "Писем", автор имел в виду как раз Батюшкова, с которым в период изгнания в Нижнем общался наиболее часто и активно.
       2 ...довольствуйся не описанием Москвы, а описанием безо всякого систематического порядка впечатлений. -- Известное "описание Москвы" Батюшкова -- очерк "Прогулка по Москве" (1811) -- могло быть известно Муравьеву-Апостолу; на него он здесь и намекает.
       3 В событиях нашего Отечества все чудесно: как будто читаешь Ариоста. -- Упоминание "чудес", напоминающих поэму Лодовико Ариосто (1474--1533) "Неистовый Роланд", тоже "отсылает" к беседам автора "Писем" с К. Н. Батюшковым, особенно выделявшим Ариосто среди мировой поэзии ("Возьмите душу Вергилия, воображение Тасса, ум Гомера, остроумие Вольтера, добродушие Лафонтена, гибкость Овидия: вот Ариосто!" -- Батюшков К. Н. Соч. Т. 2. С. 202). В письме к Н. И. Гнедичу от 29 декабря 1811 г. сохранилось свидетельство, что Батюшков в этот период занимался переводом 34-й песни "Неистового Роланда"; из этого большого ("листа три") перевода до нас дошел (в составе того же письма) лишь небольшой фрагмент, посвященный как раз "Астольфову путешествию в луну" -- "дурачеству" и "сумасбродности" окружающего мира: "Увы, мы носим все дурачества оковы..." (там же. С. 201--203). Можно предположить, что Муравьев-Апостол, сравнивая "события нашего Отечества" с "чудесами" Ариосто, имеет в виду как раз этот -- не дошедший до нас -- перевод Батюшкова.
       4 ...Со времен Дария. -- Имеется в виду древнеперсидский царь Дарий I (550-- 485 до н. э.), сын Гистаспа, знаменитый завоеватель древности, распространивший свое господство в Азии до реки Инда. Дарий был популярен в русской культуре благодаря "Истории" Геродота.
       5 Испанию я примечаю не в Европе, а в Мексике и Перу. -- С XVI в. Мексика и Перу, завоеванные конкистадорами Кортеса и Писарро, были колониями ("вице-королевствами") Испании; в 1810 г. и в Мексике, и в Перу вспыхнули восстания против испанского владычества, в результате которых, после многолетней борьбы, Испания вынуждена была признать независимость того и другого государства. Положение Перу как испанской колонии вызывало сочувственные отклики в русской литературе; см., например, стихотворение Гнедича "Перуанец к испанцу" (1805), которое истолковывалось как призыв к борьбе с рабством и тиранией.
       6 Португалии я бы и не доискался на карте, если б она <...> не смотрела на Бразилию. -- Бразилия со времени открытия (1560) считалась владением Португалии; с 1808-го по 1821 г. Бразилией правил изгнанный с родины Наполеоном португальский король Иоанн IV.
       7 Vis consili expers mole mit sua. -- Латинское крылатое выражение, пришедшее из оды Горация (III. 4, 65): "Сила, лишенная разума, рушится от своей громадности сама собой".
       8 ...можно с Клавдианом сказать... -- Клавдиан Клавдий (ок. 375--404), последний из великих латинских поэтов, творения которого тесно переплетаются с историческими событиями IV века. Приводится цитата из поэмы Клавдиана "Похищение Прозерпины" ("De raptu Proserpinae").
       9 ...delenda Francia! -- Образование по типу крылатого латинского изречения "Delenda est Carthago!" -- "Карфаген должен быть разрушен!".
       10 Discite justitiam moniti et non tempere Divos! -- Цитата из "Энеиды" Вергилия (VI, 620); в современном переводе (С. Ошерова) звучит так: "Не презирайте богов и учитесь блюсти справедливость". Эти слова в "Вергилиевом аде" возглашает не Тезей, а Флегий, который поджег в Дельфах храм Аполлона.
    НАЗАД
    СОДЕРЖАНИЕ
    ВПЕРЕД